А, что было делать, ну что? Взять да в сторону отпрыгнуть? Ну как же это возможно, когда она такая вся лучистая и невозможно красивая так уже близко была. Сидит себе на плече, дрожит вся, смотрит глазенками преданными, и дышит в шею теплым воздухом. Куда уж тут деваться, не скидывать же? А надо было, да только слова подходящие, куда-то подевались все, фразы все правильные развалились и ничего кроме дурацкой улыбки не вышло.
В конце концов, я конечно выдавил из себя, без особого желания, что-то вроде.
-Ты очень об этом пожалеешь
Но только поздно было, не верила уже, чувствовала, что мое сопротивление совсем фальшивое. Да и не было никакого сопротивления, по тому как невозможно было сопротивляться желаниям своим хищным.
И закружилось, и понесло, а как иначе-то? Раз уж не смог отвернуться пока такая возможность еще теплилась, раз уж позволил ей остаться, когда нужно было прогнать, иначе и быть не могло.
А она, ну такая счастливая была, так порхала радостно, и как же приятно было на нее любоваться. Яркая, веселая и почти свободная птичка. Красиво это все, очень.
И откуда ж ей, птахе божьей знать было, что летает она, все же в клетке, просто клетка уж больно велика, краев и сводов не видать. А как же без клетки-то? Жалко ж на волю выпускать, красоту такую, самому надо.
Надо? Ай, врешь барин, все врешь, не так ты совсем думал, когда цепочку к щиколотке прилаживал, ой не так. Черными были мыслишки твои, с самого начала, только о себе думал ты.
Собой любовался, яхонтовый, когда клеточку золоченую мастерил, клетка тебе ценна была, а не та, для кого строил. Вон оно как. И гордился ты работой своей, все так ладно и правильно вышло и блюдечко с вензелями и кормушка ручной работы.
И пожалела она, крепко пожалела. И про клетку узнала и про цепочку на ноге, и про прочее коварство, птицеводово. Только к тому времени, снаружи уже была, а внутри другая птаха резвилась.